– Через сотню шагов будет высокая одиночная скала. Я сам на нее когда-то забирался. Заберешься и ты. Там с противоположной стороны и подъем удобный, и спуск неплохой. И камни – не скользко. Забирайся туда. Сверху все хорошо видно. Ставь пулемет. И звук, если поверху пойдет, в скалах не затеряется. Мы услышим. Бинокль тебе оставить?
– Зачем он мне, амир? Темно…
– Хорошо. Останешься?
– Останусь…
– Только действуй осторожнее, когда будешь догонять. Возможно, мы выставим еще несколько «растяжек». Это может оказаться необходимым, даже если преследователи подойдут завтра.
– Я буду внимательно смотреть под ноги. И не наступлю, если увижу, что место опасное.
Дождь почти стих. Но тучи не разошлись, только опустились чуть ниже. Или люди выше поднялись, и потому возникло такое ощущение близости к тучам. Кроме того, чувствовалось приближение снегопада – жесткого, секущего лицо, ледяного, каким он бывает, когда приходит с Каспия. И снегопад этот обещал вскоре подойти, совершенно не вовремя, потому что идти до бункера в ущелье осталось совсем немного. И не хотелось напоследок оставлять следы. И кто знает, на сколько отстают преследователи, успеет ли снегопад занести все оставленные следы до того, как преследователи до них доберутся.
Джабраил шел, как обычно, впереди своего джамаата, но темп сейчас задавал не слишком высокий, опасаясь отойти слишком далеко от одиночной скалы, на которую взобрался вместе со своим пулеметом Насухан Оздемиров, и не услышать пулеметные очереди.
Джабраил шел медленнее, чем обычно, часто оборачивался и прислушивался. Но никакой стрельбы за спиной не раздавалось. Он не обговорил с Насуханом время, которое тот проведет на скале, и не знал, когда того ждать. Наверное, получаса хватило бы. Но Насухан парень бесстрашный и упертый, он может ведь и час, и два пролежать в ожидании противника. И только потом, никого не дождавшись, уйти.
Внезапно пришло предчувствие неминуемой беды. Такой беды, которую невозможно исправить, потому что жизнь у человека одна. И когда она оборвется, исправить дело уже не получится. Все кончится. Все кончится до обидного просто и буднично, и большой труп крупного сильного человека будет лежать, остывая, на камнях. Джабраил читал что-то о загробной жизни и сам не мог сказать с уверенностью, верит он в нее или не верит. Он всегда с уважением относился к религии. Но только с уважением, не больше, хотя уважение его не всегда и не всеми верно трактовалось. Это было уважение вежливого культурного человека. Но тот же имам воспринимал это неправильно, считая, что амир готов отдать ему право решать за него все важные жизненные вопросы только потому, что имам обладает священническим саном. Думать о Гойтемире не хотелось, он просто вспомнился, мимоходом. Однако не все религиозные деятели ислама подобны ему. Это Джабраил понимал и уважения к религии не потерял. Но в любом случае живому человеку, если разобраться, пока он жив, безразлично, существует ли загробная жизнь и как она выглядит. Главное, жизнь на этом свете может оборваться в любой момент. Пуля не будет считаться с планами человека, выполнены они или их необходимо выполнить, успел человек сделать то, что планировал, или не успел. Пуля просто забирает жизнь, и все. А пока человек живет на этом свете, именно эта жизнь для него важнее всего.
Эти мысли касались его самого и его моджахедов. Но если быть честным, они точно так же касались и тех парней из полицейского спецназа, которых минувшим днем уничтожил джамаат амира Уматгиреева. Не все же менты однозначные и одноклеточные, есть же, наверное, и среди них люди, которые составляют «золотой фонд» народа. А пули уничтожали их без выбора. И Джабраил думал о том, что это тоже было неправильно. Но что правильно, а что нет в данной ситуации, он не знал. Он вообще запутался и не мог понять самого себя. Знал только, что несет ответственность за жизни этих вот парней, которые пошли за ним. Он их когда-то обучал в военно-религиозном центре «Кавказ». Он уже тогда был для них авторитетным человеком. Еще более авторитетным стал, когда собрал свой джамаат. Они верят ему, они пошли за ним, гонимым и разыскиваемым сначала милицией, потом и полицией, потом и вообще всеми силовыми структурами страны. По сути дела, они пошли его защищать. Значит, он обязан о них заботиться и обязан ценить их жизни даже не наравне со своей, а выше…
– Мовсар! – позвал Джабраил самого опытного своего моджахеда и уважаемого всеми вдумчивого человека гранатометчика Назарбекова.
– Я здесь, амир, слушаю! – Мовсар тотчас догнал Уматгиреева. Он был единственным во всем джамаате, кроме самого амира, кто не курил, и потому длительные быстрые переходы, несмотря на возраст, давались Мовсару легко. Впрочем, сам амир был старше гранатометчика на восемь лет.
– Ты знаешь ту одиночную скалу, где я оставил Насухана?
– Знаю, амир. Я вместе с вами однажды на нее поднимался. Помните, я еще большой камень сверху сбросил, а он не раскололся? На мягкую землю попал.
– Помню. Сможешь в темноте найти?
– А мне что день, что ночь, разницы не вижу. Найду, конечно.
– Сбегай туда. Что-то Оздемиров там надолго застрял. Возвращайся вместе с ним.
– Я понял, амир. Сбегаю.
– На обратном пути будьте осторожнее. Мы сейчас здесь «растяжки» поставим…
– Да, конечно. Мы будем смотреть. За нас не переживайте, амир. Мы рот раскрывать не любим. Увидим…
Наверное, это было не лишнее поручение, подумал Джабраил. Пока Оздемиров сидит там, на скале, сам Уматгиреев испытывает нервозность. А Назарбеков, несмотря на свой возраст, на ногу легкий, и ему легко даются такие пробежки. Тем более что и ущелье с бункером уже рядом.
Отправив человека за Оздемировым, Уматгиреев почувствовал себя спокойнее. В узком проходе между скал он остановил джамаат и приказал, воспользовавшись тем, что здесь множество плоских камней, насажать под эти камни «картошку». На камнях не остается следов. Но под камнями не мягкая земля, а другие камни. Поднимаешь верхний, между двумя нижними вставляешь гранату с сорванным кольцом так, чтобы верхний камень придерживал ее и не давал раскрыться прижимному рычагу. Но верхний камень ставится неустойчиво. Как только торопящийся или бегущий человек заденет верхний камень, он сразу свалится и освободит гранату. Далее следует взрыв по расписанию и уменьшение количества преследователей. Но преследователи будут здесь скорее всего уже на следующий день, решил Джабраил. Если пулемет не стреляет, значит, стрелять пока и не в кого. Недоставало у федералов сил, чтобы организовать преследование. Наверное, в схватке с сирийским опытным отрядом они понесли потери. А это значит, что они вызвали подкрепление и только утром отправятся на поиски. Какие следы можно найти ночью?..
Начался снегопад. И только моджахеды успели выставить в междускалье ловушки, как камни покрылись снегом. Следовало спешить, чтобы оставленные следы этим снегом завалило. Мовсару и Насухану было еще рано появиться, и потому амир ждать не стал:
– Вперед! Домой…
Это прозвучало для него самого неожиданно. Но наверное, пора уже всем привыкать, что бункер стал теперь их общим домом, и, скорее всего, на длительное время. Хорошо иметь собственный дом. Настоящий дом где-нибудь в селе или в поселке. У Джабраила сейчас такого дома уже нет. Тот дом, что остался в поселке после смерти матери, после звонка самого Джабраила продали родственники. Все равно ему туда уже возврата не было. Правда, у него теперь был дом, который купил для Жовсари и детей Гайрбек, не слишком большой и богатый, но вполне удобный и достаточный даже для большой семьи. Жовсари прислала по электронной почте фотографии этого их дома. У Джабраила не было постоянно под рукой компьютера, поэтому пришлось пользоваться чужим, чтобы рассмотреть фотографии дома, жены и детей. Но амир Уматгиреев все равно не мог привыкнуть к тому, что в Турции у него есть дом. Наверное, так же чувствовал себя и Гайрбек, имеющий собственный дом в Саудовской Аравии, дом, в котором он родился и вырос, а воевать уехал в Чечню, на родину своих предков. Гайрбек, этнический чеченец, жаловался Джабраилу, что в саудовской пустыне он ночью видел во сне чеченские горы, а в Чечне видит во сне саудовскую пустыню. Гайрбек мечтал уехать домой, чтобы там когда-нибудь умереть. Умирать хорошо в своем доме, а не на чужбине. Его дом был там. Но не успел уехать. Погиб. А успеет ли Джабраил увидеть дом, где живет Жовсари с детьми, этого сказать не мог никто. Но пока его домом был бетонный, добротно и крепко сделанный бункер…