– Я понял, Юрий Михайлович. – Подполковник Тарамов полез на выход. Чтобы его выпустить, двум солдатам пришлось покинуть свои откидные сиденья, распахнуть дверцы и тоже выйти.
Командир батальона спецназа ГРУ высунулся из люка и некоторое время слушал, как Тарамов на родном языке отчитывал полицейских, которых тут же послал в оцепление. Едва полицейский подполковник вернулся в машину, как Калужный скомандовал механику-водителю:
– Туда – вперед, проверим, как мы отстрелялись…
До цели было метров семьдесят. Боевая машина пехоты, оставив в недоумении и рабочих, и полицейских, рванула вперед и только одной гусеницей заехала с дороги на склон. Но склон был слишком крутым. Механик-водитель не захотел рисковать и ехать дальше и в таком положении остановил машину.
– Проверим… – Калужный позвал командира взвода. – Выпустите подполковника Тарамова.
Последняя фраза опять относилась к солдатам, которые распахнули задние дверцы, выпуская подполковника полицейского спецназа, тогда как офицеры спецназа ГРУ легко выбрались через свои люки. Старший лейтенант Березкин знаком позвал за собой и солдат. Тарамов же сделал знак выбегающим в оцепление согласно его приказу полицейским, и двое побежали к ним. К месту попадания снаряда пошли всей группой.
Хотя подняться на десять метров по склону оказалось делом не таким и простым, и не стоило удивляться, почему люди с гранатометом так медленно передвигались. Здесь не было заранее приготовленной тропы, и они шли, огибая стволы, проползая под упавшими деревьями, и при этом старались не шуметь. Но и такой путь бесконечным не бывает. Скоро вышли к маленькой, только что образовавшейся от взрыва фугасно-осколочного снаряда полянке. С полянки взрывной волной были выброшены на кусты и стволы деревьев три тела. Они были изуродованы осколками от разорвавшегося снаряда. Все трое были при оружии. Помимо автоматов несли и гранатометы. У одного «РПГ-7» старого образца, с длинной нескладной тубой, у двух других были гранатометы не российского производства, но явно одноразовые – аналоги российской «Мухи», в специальных сумках несли большие надкалиберные гранаты с собственными реактивными двигателями. Подполковник Тарамов приказал двум полицейским, прибежавшим на его зов:
– Обыщите. Все из карманов на середину. Оружие соберите.
Полицейские молча приступили к выполнению приказа. И уже через полторы минуты выложили перед Хумидом Цоковичем три паспорта, письма, деньги, пластиковые банковские карточки, носовые платки и всякую мелочь непонятного предназначения. Тарамов собрал деньги – здесь были и доллары, и еще какие-то банкноты – и передал подполковнику Калужному:
– Выстрел был ваш… – сказал, соглашаясь с тем, что деньги должны уйти в «черную кассу» спецназа, о которой он, вероятно, уже слышал. В эту кассу обычно шли деньги, найденные у убитых бандитов. А потом из «кассы» оказывалась помощь раненым и семьям погибших бойцов. Справедливая мера, если учесть, что государство щедростью и заботливостью не обладает. Иногда закупалось какое-то оборудование, например бинокли с тепловизором или такие же оптические прицелы. В свой карман эти деньги никто из офицеров не клал. – А мое дело – документы…
Хумид Цокович раскрыл первый паспорт.
– Ага, гражданин Турции с чеченским именем и фамилией. И письма его… На чеченском языке… А второй? А второй с грузинским паспортом. Имя чеченское, фамилия вроде как грузинская, а письма тоже на чеченском… Все. Писем больше нет. А вот паспорт Саудовской Аравии, а фамилия и имя залиты кровью. Пусть экспертиза разбирает. Во всех трех паспортах куча виз. Весь Ближний Восток. Так вот кто, оказывается, у Джабраила воюет…
– А вы уверены, что это его люди? – спросил Калужный. – Камуфляж, насколько я понимаю, арабского производства. Специальный для боевых действий в пустыне. Может, это какие-то пришлые? Данных о наемниках в банде Уматгиреева в ФСБ не поступало.
– Не знаю. Будем разбираться… – Подполковник Тарамов вытащил телефон, чтобы позвонить. – Вы без меня в селе справитесь? По-русски там все взрослые разговаривают. Думаю, проблем не будет. А я уж здесь останусь, до приезда следаков.
– Добро, – согласился Калужный. – Я не думаю, что мы там надолго задержимся. Задать-то всего пару вопросов и в глаза той женщине, что звонила, заглянуть. Вопросы можно было бы задать по телефону, а в глаза по телефону, сами понимаете, не посмотришь. Может, на обратном пути и вас еще застанем. Назад мы тем же путем двинем…
Хумид Цокович уже набрал номер и стал докладывать что-то на родном языке, одновременно поднятой ладонью прощаясь с армейцами и желая им удачи, а спецназовцы стали спускаться к своей машине. Но и у подполковника Калужного тоже зазвонил мобильник. Он остановился, вытащил его из чехла и посмотрел на определитель. Номер был незнакомый, но, судя по цифрам, местного оператора сотовой связи. Юрий Михайлович пожал плечами и ответил:
– Подполковник Калужный. Слушаю вас.
– Юрий Михайлович? – спросил голос с акцентом. Но голос был знаком, хотя сразу определить звонившего было сложно.
– Да. Это я.
– Полковник Дагаев домогается. Можете сейчас говорить?
– Так точно, товарищ полковник. Я сейчас нахожусь…
– Я знаю, – перебил Дагаев комбата. – Сначала я звонил вам в батальон, там сказали, куда вы поехали. Позвонил в поселок сразу начальнику райотдела полиции. Мне сообщили, что вы отправились в дальнее село. Все верно сообщили?
– Так точно, товарищ полковник.
– Так вот, в село можно не ехать. Допрос не получится. Часа два назад сожгли село. Туда сейчас Отдельный отряд спецназа внутренних войск вертолетом перебрасывается. Вы там уже ничем не поможете. Расстреляли многих мирных жителей. Чуть позже отправим туда же МЧС. Пусть хоть палаточный городок развернут. Зима в горах – не подарок. Бандиты знали, что делали.
– Но не Уматгиреев же… – Юрий Михайлович не хотел верить, что Джабраил на такое способен. Он все-таки земляк этих оставшихся без крова людей и всегда, кажется, относился к мирному населению лояльно.
– Нет. Пришла какая-то банда из Дагестана. Точнее будет сказать, пришла к нам с территории Дагестана. Я разговаривал с дагестанскими коллегами. У них там тоже ЧП случилось. Ночью с территории Азербайджана была предпринята попытка прорыва большой банды. Но пограничники их раньше засекли и подготовились к встрече. Девять бандитов положили. Все с иностранными паспортами, но по национальности чеченцы. Предположительно, это «Аль-Каида» перебрасывает свои банды из Сирии. Там, в Сирии, такая сложная обстановка, что оппозиция, как и правительственные войска, применяет против исламистов оружие. Уже несколько случаев было. И «Аль-Каида» свои банды между двух огней оставлять не желает, перебрасывает их на Кавказ и в Казахстан. И даже были уже официальные заявления по этому вопросу со стороны главарей «Аль-Каиды». Но… вернемся к нашим событиям. Была попытка прорыва. Банду при прорыве расчленили на несколько частей. Девятерых, как я уже сказал, убили в самом начале. Основную часть заставили вернуться. С той стороны азербайджанские пограничники открыли огонь по бандитам. Завязался бой. Той стороне на своей территории бандиты тоже не нужны. Короче говоря, силами пограничников двух сторон основную группу уничтожили. Но около двадцати человек, может быть, чуть меньше, сумели прорваться на нашу сторону еще в самом начале боя. Преследовать их сразу не смогли, потому что добивали основную часть банды. А через два часа уже поиск результатов не дал. Была там зацепка. Раненого они на себе несли. Он умер. Бросили его, не похоронив. Только камнями прикрыли. Пограничники подумали, что они помешали похоронить. Решили, что уже догоняют бандитов, и ринулись в ущелье, в котором лежало тело. Я сейчас думаю, это был обманный ход. Умершего специально не стали хоронить, чтобы он увел преследование в другую сторону. Вполне допускаю, что именно эта банда ушла в Чечню и сразу напала на село. Конечно, такое нападение – это жест отчаяния. Месть за то, что их не пустили и уничтожили остальных. Но сколько их может быть, таких жестов? Никто не знает, потому что никто не знает, в какую сторону они двинулись.